Вся Сечь представляла
необыкновенное явление. Это было какое-то беспрерывное пиршество, бал,
начавшийся шумно и потерявший конец свой. Некоторые занимались ремеслами,
иные держали лавочки и торговали; но большая часть гуляла с утра до вечера,
если в карманах звучала возможность и добытое добро не перешло еще в руки
торгашей и шинкарей. Это общее пиршество имело в себе что-то околдовывающее.
Оно не было сборищем бражников, напивавшихся с горя, но было просто бешеное
разгулье веселости. Всякий приходящий сюда позабывал и бросал все, что
дотоле его занимало. Он, можно сказать, плевал на свое прошедшее и
беззаботно предавался воле и товариществу таких же, как сам, гуляк, не
имевших ни родных, ни угла, ни семейства, кроме вольного неба и вечного пира
души своей. Это производило ту бешеную веселость, которая не могла бы
родиться ни из какого другого источника.
Итак, сечь - потусторонний мир. Отдельный от мира живых. И в этом мире происходит непрерывная пляска смерти (опять таки в католических странах Восточной Европы сюжет достаточно распространённый).
Далее идёт описание казни за убийство товарища, и после этого приводится диалог Тараса а кошевым, где Тарас подбивает того к войне. Я кстати вообще прифегеваю, как в совецком литературоведеньи Тарас Бульба мог оказаться положительным персонажем - эксплуотатор и феодал (в первой главе подробно описывается, сколько у него слуг), принципиально презирающий труд, да ещё и разжигатель войны. Таких персонажей Борис Ефимов хорошо рисовал.
И далее важная деталь, добавляющая симетрии эпизоду, начавшемуся с описания похорон заживо - новоизбранному кошевому льют на голову грязь, то есть совершают его символические похороны за убийство товарища.
Суммируя: перед читателем открывается символический мир, населённый уже не совсем живыми людьми, вождь которых уже заранее приговорён и понёс символическое наказание за их гибель.
Ну а теперь мы с Николаем Васильевичем немного пошалим:
Одни только обожатели женщин не могли найти здесь ничего, потому что даже в
предместье Сечи не смела показываться ни одна женщина.
...
Наконец хмель и утомленье стали одолевать крепкие головы. И видно было, как
то там, то в другом месте падал на землю козак. Как товарищ, обнявши
товарища, расчувствовавшись и даже заплакавши, валился вместе с ним.